Обреченность — это не в глазах, она, как неуловимый запах, витает вокруг своей жертвы. Иногда мне кажется, что я могу его уловить
25 лет назад началась Первая чеченская война.
Я не верю в случайности. Это, скорее, математически точная закономерность с определенной формулой. Если верить тому, что каждому человеку дан ангел-хранитель, то можно допустить, что даже в те моменты, когда большая сила, назовем ее судьбой, разрывает эту связь, ангел продолжает посылать сигналы окружающим о приближающейся беде.
Утром к нам во двор в поселке Слепцовск пришел мужчина. Сказал, что сам из Грозного, теперь с семьей выехал в Ингушетию. Сейчас собирается ехать домой за вещами, но боится, что могут остановить солдаты. Может, кому-нибудь из журналистов надо в Грозный, он бы с радостью подвез на своем москвиче. Ведь журналистам легче найти язык с солдатами, если остановят.
Я не верю в случайности
Я хорошо знал, что в город трудно попасть — это связано с большим риском, но решил воспользоваться случаем, тем более, что был там раньше и знал дорогу. Грунтовка, местами с метками «мины». Езды часа полтора, есть время поговорить.
«Не понимаю, почему все это происходит, что будет дальше», начал он, не успев представиться. Он говорил и говорил. О бывшей общей родине — Советском Союзе, о том, как учился в Волгограде…
Я слушал, а мне становилось тревожней — ведь все это я уже слышал раньше, те же слова, те же вопросы. Только на другой войне, в Приднестровье. Тогда молодой приднестровский ополченец весь вечер точно также изливал мне душу. Утром я узнал, что он убит — попал в засаду на рассвете во время патрулирования окрестностей.
Обреченность — это не в глазах, она, как неуловимый запах, витает вокруг своей жертвы. Иногда мне кажется, что я могу его уловить.
Я ждал беды, но, к моему удивлению, мы благополучно добрались до центра города. Я вышел возле администрации Дудаева. Договорились, что на обратном пути он подъедет к институту нефти — это совсем рядом с центральной площадью — и мы подумаем, как выбираться.
Потом я носился по городу в поисках сюжета, затем бомбежка. В подобной ситуации снимаешь все, что видишь. Вот лежит парень, от ужаса его волосы поднялись дыбом и стали похожи на иголки. У него оторваны ноги. Уже никто не кричит, люди молча смотрят на мертвых. Ненависть придет потом.
Возле института нефти я увидел знакомый москвич, набитый подушками, одеялами и другими пожитками. Взрыв покорежил капот, как будто машина врезалась в препятствие. Хозяин лежал рядом. Крови было мало, лишь огромные дырки в его пальто.
До сих пор не могу понять — почему я не спросил, как его зовут.
Фрагмент будущей книги Ефрема Лукацкого «Решающий момент», которая выйдет в следующем году.
Присоединяйтесь к нашему телеграм-каналу Мнения НВ
