REUTERS / Alexander Ermochenko
Пророссийский боевик на Донбассе. Иллюстративное фото
Автор: Ирина Лопатина
«Я не верю, что они могут понести наказание», — говорит бывшая пленница террористов «ДНР» Валентина Бучок о боевиках-насильниках. Всего за почти шесть лет войны на Донбассе от насилия пострадали сотни женщин — но точная статистика остается неизвестной.
Публикуем вторую часть репортажа (первый материал доступен по ссылке) журналистки Радио НВ Ирины Лопатиной о проблеме насилия над женщинами во время войны на Донбассе.
П ривлечь к ответственности тех, кто совершал или был причастен к сексуальному насилию над женщинами и находится на оккупированных территориях, сложно, говорит глава Восточноукраинского центра общественных инициатив Владимир Щербаченко. Он вспоминает тайную тюрьму «МГБ ДНР» на захваченной территории арт-фонда Изоляция в Донецке и местного «завхоза» Дениса Павловича. По разным данным, его фамилия — Кулиниченко (или Куликовский), известный по позывному «Аид». Боевик фактически контролировал это место несвободы с 2015-го по 2017-й, говорит мой собеседник:
— Потом он оказался на подконтрольной территории, сейчас арестован и находится в руках украинских правоохранителей. Это случай, когда можно устроить показательный судебный процесс, чтобы показать, что есть человек, который непосредственно причастен к наихудшим формам насилия. Есть много женщин и мужчин, которые могут свидетельствовать — это не будет выглядеть неоправданным. Но ничего об этом не слышно. Я не знаю точно, где он находится — есть слухи, что в Лукьяновском СИЗО. Те бывшие пленные, которые были в его руках, знают, что он здесь, и они очень ждут, что момент судебного разбирательства наступит. Но жалуются, что об этом нет никакой информации, их не допрашивают.
— Не так давно появилась информация в СМИ, боевик, принуждавший женщин к сексу, арестован и обвинен по общеуголовной статье «участие в незаконных вооруженных формированиях». Во-первых, я знаю, что скрывается за этим скупым «принуждал женщин к сексу на блокпостах» — я говорила с этими женщинами, это международное преступление. И человек, который по общеуголовному кодексу получает наказание, вот этот конкретный, может быть амнистирован.
Пока что в парламенте ожидает второго чтения законопроект о военных преступниках № 0892. Правозащитница Александра Матвийчук говорит, что этот закон будет иметь «охлаждающий эффект», ведь люди, которые, в частности, совершают сексуальное насилие над женщинами, убеждены, что они никогда не понесут наказание и будут амнистированы. Следователей это также очень демотивирует:
— Мы проводили исследования, и следователи говорили, что «смысл» сейчас им «вкладываться» в эти дела, потому что [преступников] все равно амнистируют, это не международное преступление. Эти люди в какой-то момент поймут, что спрятаться за Путиным не удастся, так как уголовная ответственность — индивидуальна. Это приводит в чувство, потому что человек начинает задумываться: «А может, там что-то изменится?» — в той же самой России. Это может уменьшить тяжесть нарушения, а кому-то — спасти жизнь.
В течение многих веков сексуальное насилие использовали как тактику войны. Например, в Боснии и Герцеговине в 90-х годах оно было элементом «этнических чисток». По оценкам экспертов, в течение нескольких лет, вплоть до 1995-го, от 20 до 50 тысяч женщин были изнасилованы в Хорватии и Боснии и Герцеговине. В Демократической республике Конго от таких преступлений страдало 15 тысяч человек в год, а во время геноцида в Руанде — около 250 тысяч. Сейчас больше всего такое явление встречается в военных конфликтах в Африке и на Ближнем Востоке.
Кстати, в прошлом году Нобелевскую премию мира получили два человека именно за борьбу с сексуальным насилием во время войн. Один из них — врач-гинеколог из Демократической республики Конго Дэнис Муквеге. Он лечил людей, пострадавших от массовых изнасилований во время длительной войны в стране. Другая лауреат премии — 26-летняя Надя Мурад. Она попала в плен к террористам из ИГИЛ после того, как те убили ее мать и шестерых братьев. В плену женщину неоднократно допрашивали и насиловали. Надя принадлежит к езидам — небольшому народу, исповедующему древнюю религию зороастризм. Террористическая организация ИГИЛ объявила им войну.
Читайте также: Томас Фридман Аль-Багдади мертв. Но истории ИГИЛ не конец
Журналист Радио НВ Юрий Мацарский объясняет: на Ближнем Востоке многие ошибочно воспринимают езидов как поклоняющихся дьяволу, ведь одна из центральных фигур их пантеона богов во многом перекликается с фигурой Иблиса — дьявола в исламе. Поэтому наиболее радикальные группировки пытаются уничтожить это религиозное меньшинство. Члены террористической организации ИГИЛ убивали всех мужчин-езидов, а также старых женщин, а молодых женщин-езидок превращали в домашнюю прислугу или сексуальных рабынь.
«Меня поставили на площади с сыном на руках, у нас на головах были прикреплены ценники. Вокруг стояли такие же женщины с бумажками на головах. Мимо проходили люди и рассматривали нас. Меня с сыном — ему тогда было всего несколько месяцев — купил один боевик не из Сирии и не из этих мест — из Иордании. Мы поехали с ним жили в Сирии, затем оказались в Ираке, недалеко от Мосула. Я не буду рассказывать о том, что было в рабстве — мне очень стыдно», — рассказывает молодая женщина Ламия, с которой журналист Юрий Мацарский общался в одном из лагерей для беженцев после ее освобождения.
Продажа людей превратилась в источник дохода для террористов. На полученные средства они покупали оружие, нанимали военных специалистов, в частности из Европы. Женщин-езидок боевики ИГИЛ продавали несколькими путями, рассказывает Мацарский.
Женщина-езидка со своими детьми / Фото: REUTERS / Rodi Said / File Photo
— Был один большой невольничий рынок в Ракке, столице «Исламского государства» в Сирии. Там действительно на одной из площадей шел торг людьми: стояли женщины и дети с ценниками, обычно ценники у них были на одежде и головных уборах. Цена на живого человека начиналась от нескольких тысяч долларов. Молодая девушка стоила $8−10 тысяч. Этих же людей продавали через электронные средства связи. Благодаря тому, что их можно было купить, договорившись через разные мессенджеры, их удавалось вытащить. Была целая организация, которая занималась выкупом этих людей.
Речь идет о Бюро по делам похищенных. Его представители действовали от имени офиса премьер-министра Иракского Курдистана Нечирваны Барзани. Через свою сеть они извлекли почти три тысячи езидов. После освобождения из сексуального рабства женщин передавали их родным. Если их не было в живых, женщины были вынуждены жить в лагерях для беженцев. После их возвращения возникала еще одна проблема: езиды — очень закрытая община, по их правилам, если женщину изнасиловал мужчина не их религиозно-этнической группы, то ее больше не считали езидкой.
Читайте также:
Роман Мельниченко Не бойтесь обращаться за помощью. Как противостоять сексуальному насилию
— Появилась ситуация, когда тысячи женщин оказались вычеркнутыми из их общины, — говорит журналист Радио НВ. — Они стали чужими для своей общины, потому что подверглись сексуальному насилию и не стали «своими» для других, они зависли в этой ситуации. К счастью, шейхи встречались с этими женщинами, и они отменили древнее положение, которое делало этих женщин вне закона, вне общин. На Ближнем Востоке очень важна принадлежность к какой-то общине. Это был момент и религиозной реабилитации, когда их высшее духовное руководство сказало, что «нет, вы для нас не чужие, мы понимаем, что с вами произошло, понимаем вашу боль, мы не готовы вас оттолкнуть, наоборот — готовы вас принять, помочь вернуться в ту прежнюю жизнь, насколько это возможно».
На севере Ирака были созданы реабилитационные центры для женщин-езидок. Там им предоставляли психологическую помощь, образование, а также обучали профессии. Систему помощи жертвам сексуального насилия из-за войны выстраивают и на Балканах.
Глава Восточноукраинского центра общественных инициатив Владимир Щербаченко говорит, что в Косово и Боснии и Герцеговине созданы специальные комиссии, эксперты которых дают особый статус людям, пережившим сексуальное насилие во время войны. Например, в феврале 2018 года в Косово тремстам жертвам начали выплачивать ежемесячную пенсию в размере нескольких сотен евро.
— Этот процесс не простой, поскольку деньги государственные, но это действует и это хоть какая-то возможность поддержать этих людей, — говорит Щербаченко. — Большинство из них не рассчитывает на помощь. К сожалению, многие преступники не предстанут перед судом и не будут наказаны, но хотя бы таким образом жертвы получат компенсацию.
Читайте также:
Мария Красненко Будущее Донбасса. Почему мы забываем о детях?
— Хочу обратить внимание, что от Балканского конфликта прошло более 25 лет, то есть это не вопрос сегодняшнего дня, — отмечает правительственная уполномоченная по гендерной политике Екатерина Левченко, — Но это обязательно все равно должно делать государство.
К сожалению, пока со стороны украинского государства нет систематической и полноценной психологической помощи женщинам, пережившим сексуальное насилие во время войны на Донбассе. После изнасилования люди находятся под впечатлением, что с ними что-то не так. Психолог общественной организации Голубая птица, которая работает с бывшими пленными, Татьяна Сиренко говорит, что время люди чувствуют себя «грязными», им хочется с себя «смыть» прошлое. Сексуальное насилие часто связано с чувством вины, отвращения и стыда. Однако, чем больше женщина будет работать над пережитым и иметь поддержку от специалистов и ее окружения, тем лучше она будет находиться в контакте со своей историей без разрушения себя.
Важно, чтобы человек не зафиксировался исключительно в качестве жертвы сексуального насилия, отмечает психолог, ведь в таких историях столько боли и энергии, они могут вытеснять все другие роли и забирать у человека душевные ресурсы.
Татьяна Сиренко советует: если вы спрашиваете человека и просите что-то рассказать, будьте готовы услышать это не формально, а реально. Если у вас такой готовности нет, то лучше не стоит.
Разрушенное здание школы в оккупированной Горловке. Иллюстративное фото / Фото: REUTERS / Alexander Ermochenko
— Нужно спрашивать человека, о чем бы он хотела поговорить, хочет ли он об этом сейчас говорить или что-то рассказать. Не пытаться дополнительно постоянно окунать человека в эту историю, но и не избегать или «гасить» рассказы, если человек об этом начинает говорить. Иногда говорят: «Да забудь об этом!», «И не говори об этом!», «Сколько можно, это уже прошло, давай не будем!». Нельзя так обрывать и останавливать. Важно также не обесценивать, потому что иногда, пытаясь поддержать, человек может сказать «посмотри, там еще хуже: или вообще не вернулся, или он не живой, а у тебя еще не все плохо». И это является обесцениванием. Моя боль мне болит. Она болит в той форме, в которой она болит — я чувствую то, что чувствую, и это важно именно в этот момент. Важно, с одной стороны, не обесценивать, но и не преувеличивать и говорить «я не знаю, как ты пережил» или «я бы это не пережил». Тогда у человека создается впечатление, что его история настолько страшна, что ее не только пережить, но даже слушать нельзя. Тогда человек закрывается и фактически начинает «беречь» других от себя и своих историй.
Психолог Татьяна Сиренко рассказывает, что в работе с бывшими пленными специалисты тратят много времени на установление доверия. Далеко не все, кто пережил сексуальное насилие, быстро приходят к этой теме — кое-кто вообще, даже через много лет, не говорят об этих эпизодах. Рассказ о насилии требует от человека большого ресурса. Специалист выстраивает терапию таким образом, чтобы предоставить женщине достаточное количество ощущения безопасности и поддержки. Это помогает ему «перепрожить» и завершить для себя эту историю, ведь часто соответствующие воспоминания все еще прокручиваются в голове потерпевшей. Если человек постоянно фиксируется на этой истории, он теряет силы и не осознает, что ему нужно с этим работать и он нуждается в поддержке для уменьшения уровня этой боли.
Читайте также:
В Украине запустят call-центр для пострадавших от торговли людьми и насилия
— Если мы говорим о сексуальном насилии, то я бы говорила об интеграции травмы, как и любой другой травмы, — говорит психолог. — Интеграция травмы — это когда «я прожил эту историю, я ее принял и встроил в свою картинку мира, найдя в этом определенные смыслы». Я бы сказала, что мы работаем с переориентацией человека: выстраиваем безопасность, восстанавливаем его внутреннюю целостность, формируем другое отношение к себе. Исцеление происходит тогда, когда человек знает, принимает, что «это было со мной, — но я не только эта история, я больше нее; у меня есть ресурс, чтобы с этим справиться».
Психолог Татьяна Сиренко предоставила телефон организации Голубая птица, в которой оказывают помощь бывшим пленным: по номеру 950 162 622 консультант может предоставить кризисную поддержку, а также направить к психотерапевтам как в Киеве, так и в других городах. Жертвы, которые пережили сексуальное насилие во время войны на Донбассе, могут обращаться за помощью, в том числе и юридической, на Национальную горячую линию по предупреждению домашнего насилия, торговли людьми и гендерной дискриминации. На нее можно бесплатно звонить с мобильного по номеру 116−123.
— Не молчите, — говорит бывшая пленница Ирина Довгань. — Вас никто не заставляет рассказывать ужасы до конца. К сексуальному насилию относятся очень много факторов: и то, что вас держали в закрытых помещениях мужчины; то, что вас просто лишили свободы; то, что вы не могли уединиться и сходить в туалет — это тоже насилие. Это не будет достоянием общества, никто этого не будет знать, но это все будет задокументировано, потому что это база фактов, с которой Украина может обращаться в международные суды и доказывать агрессию России. Каждый случай ложится в доказательную базу и работает против России. Просто так, «на слово», никто не поверит — все должно быть задокументировано. К сожалению, очень многие вещи нужно рассказывать, доставать изнутри, из «темных комнат» просто для того, чтобы преступники понесли наказание.
