Власть — это анархия. Она разрушает патриархальные социальные структуры и позволяет нам перестроить их на основе равенства
Колонка опубликована в рамках совместного спецпроекта НВ и The New York Times «Большие идеи». Републикация текста запрещена
Как и многим темнокожим женщинам, мне всегда приходилось самой создавать власть, которой требует моя свобода», Джун Джордан, По требованию: политические очерки (1985).
Я феминистка. Я анархист. Для меня любое обсуждение власти — это, по сути, обсуждение свободы, а разговоры о свободе невозможны без определения власти.
В своем Переосмыслении анархии Карлос Таибо, испанский социальный теоретик, напоминает нам, что «анархисты нередко определяют себя с помощью того, что отвергают: государство, капитализм, неравенство, патриархальное общество, войну, милитаризм, репрессии во всех формах, власть».
Так какой же власти требует моя свобода?
Читайте также: Тим Крейдер Власть? Нет, спасибо, мне и так неплохо живется
Как цветная женщина, я определяю власть в первую очередь через то, чем она не является. Быть могущественным не значит быть тем, кем может быть мужчина. Мужчины не мой критерий. Если сами мужчины несвободны от разрушительного действия расизма, капитализма и других форм угнетения, недостаточно сказать, что я хочу быть равной им. Пока патриархат остается неоспоримым, мужчины будут оставаться нормой и стандартом, по которому все измеряют.
Быть могущественным должно означать больше, чем делать то, что делают мужчины, или быть тем, кем могут быть мужчины. Я не хочу того, что есть у мужчин. Я хочу гораздо большего. Я хочу быть свободной.
Чтобы быть свободной, я должна бросать вызов, не подчиняться и нарушать.
«Гражданское неповиновение […] не было проблемой, несмотря на предупреждения некоторых о том, что оно угрожало социальной стабильности и вело к анархии, — пишет автор и активист Говард Зинн в своей книге Вы не можете быть нейтральным в движущемся поезде: Личная история нашего времени. — Самой большой опасностью […] было гражданское послушание, подчинение личного сознания авторитету правительства. Такое послушание привело к ужасам, которые мы наблюдаем в тоталитарных государствах. А в либеральных государствах оно привело к тому, что общество соглашалось на войну всякий раз, когда так называемое демократическое правительство решало ее развязать».
Чтобы быть свободной, я должна бросать вызов, не подчиняться и нарушать
Лишь для нескольких женщин, которые являются исключением, власть — это не равенство или расширение прав и возможностей, и здесь нечему радоваться. Мы должны определить власть таким образом, чтобы освободиться от иерархии патриархата. Вот почему я анархист и почему игнорирую, не подчиняюсь и нарушаю. Чтобы пересмотреть понятие власти, образ могущественной женщины и то, как можно использовать власть для подрыва, а не поддержки патриархата, мы должны представить себе мир, который хотим построить. Мы можем и должны представить его. Воображая этот лучший мир, мы создаем власть, которой требует наша свобода.
Блестящий пример могущественных женщин я встретила в 2014 году, по иронии судьбы, во время просмотра самого грандиозного мужского спортивного события — чемпионата мира по футболу.
Мы с отцом сидели в каирском кафе и смотрели финал Кубка мира, где Германия и Аргентина играли на стадионе Маракана в Рио‑де-Жанейро. Той ночью Германия выиграла свой четвертый чемпионат, и во время церемонии вручения кубка мальчик, сидевший со своей семьей за соседним столиком, указал на экран телевизора, где две женщины стояли на пьедестале в ожидании игроков.
— Кто эта женщина, пап? — спросил мальчик.
— Это президент Бразилии, — ответил отец.
— Женщина может быть президентом?
Я включилась в разговор и объяснила, что женщины возглавляют страны обеих игравших команд, а также государство, на территории которого те играли. Президент Бразилии Дилма Руссефф и канцлер Германии Ангела Меркель раздавали рукопожатия и объятия; отсутствовала только президент Аргентины Кристина Фернандес де Киршнер.
Читайте также: Наталья Кадя Бремя власти
Я хотела, чтобы мальчик и две девочки за соседним столиком знали, что женщины могут быть президентами и лидерами. Как и в случае с амбициями, нужно четко представлять, кем хочешь стать. В XV веке до нашей эры в Египте была женщина-фараон по имени Хатшепсут, которая правила страной более 20 лет. В свое время она была самым влиятельным человеком Древнего мира. Но мне нужен был живой пример, чтобы использовать его как напоминание, что женщины могут быть могущественными.
Если бы у меня было больше времени, я бы рассказала этим детям, что власть — это сложнее, чем президенты и канцлеры. Что власть живет не только в президентской канцелярии, но и много где еще. Что есть разница между властью, которая работает на благо избранных, и той, которая служит всем.
В последующие годы две из тех стран, которыми во время чемпионата мира 2014‑го руководили женщины, напомнили нам, что в вопросах патриархата и власти правда гораздо сложнее, чем вопрос: может ли женщина быть президентом? Мы должны задать другие, столь же уместные вопросы: эта женщина феминистка? Поддерживает ли она демонтаж патриархата? Будет она использовать свою власть, чтобы поддерживать или разрушать патриархат? Как Бразилия, так и Германия дали нам сложные ответы.
Пусть однажды Бразилия и избрала президента-женщину, но она остается решительно патриархальной. В октябре 2018‑го президентом крупнейшей в Латинской Америке демократии стал крайне правый Жаир Болсонару.
Полной противоположностью Болсонару была Мариэль Франко — молодая лесбиянка, одна из немногих темнокожих политиков Бразилии. Член городского совета Рио‑де-Жанейро и правозащитница, боровшаяся против военизированных группировок, которые контролируют городские фавелы, Франко была убита за семь месяцев до президентских выборов. Возможно, бывшим полицейским, связанным с Болсонару.
Цветные женщины-лесбиянки — маргинализированные и слишком часто лишенные власти из‑за своей расы, пола и сексуальных предпочтений, наиболее проницательны в своем определении того, что такое власть.
Франко — молодая, темнокожая, гомосексуальная женщина, которая была откровенна в своем осуждении жестокости полиции, — была убита. А Болсонару — женоненавистник, расист, гомофобный белый мужчина, который защищает оружие и расширение полицейских полномочий, — стал президентом. Это шокирующее напоминание о том, какова современная Бразилия.
Исследование электората правых популистов в Германии, Франции, Греции, Польше, Швеции и Венгрии, которое в 2017 году провел Фонд Фридриха Эберта, связанный с левоцентристской социал-демократической партией Германии, показал: женщины все больше тяготеют к правым популистам.
Это же исследование продемонстрировало: хотя лидеры многих правых популистских партий — женщины (Марин Ле Пен во Франции, Беата Шидло в Польше и Алис Вайдель в Германии), бросается в глаза отсутствие женщин на других постах. Большинство парламентских представителей правых партий — мужчины. Например, в немецком парламенте женщины занимают всего 10 из 91 места крайне правой Альтернативы для Германии.
Читайте также: Вирджил Абло Хотите власти?
«Эти женщины там для того, чтобы придать партиям более открытый, современный облик и добавить привлекательности в глазах избирателей-женщин. Но это не прогрессивные партии; там нет реального гендерного равенства», — поделилась с Deutsche Welle Элиза Гуче, редактор исследования.
Раса этих женщин-популисток тоже имеет значение. Почти все они белые. Это дает им определенную близость к власти, которая защищает их и позволяет им голосовать против собственных интересов, не опасаясь многочисленных негативных побочных эффектов. В Соединенных Штатах эта динамика объясняет, почему большинство белых избирателей-женщин проголосовали за Дональда Трампа в 2016 году и за Роя Мура, которого обвиняли в сексуальном насилии и растлении малолетних, в Алабаме в 2017 году. Из совсем недавних примеров: это объясняет, почему белая женщина в Алабаме спонсировала Закон об охране человеческой жизни — самый строгий законопроект об абортах в США. И почему белая женщина, губернатор Кей Айви, подписала этот законопроект. Вместо того чтобы разрушать, эти женщины поддерживают патриархат, который остается преимущественно белым.
Патриархат слишком часто бросает женщинам крохи в обмен на ограниченную форму власти. Ожидается, что женщины, которые принимают эти крохи, взамен будут поддерживать патриархат, укреплять его диктат, контролировать других женщин и никогда не забывать, что дарованная власть — это власть, которую могут отозвать. Патриархат позволяет нескольким женщинам попасть туда, куда их раньше не пускали, и называет это прогрессом. И в то же время требует, чтобы мы не обращали внимания на факт, что власть остается в руках тех, кто бросает нам крохи.
Я не хочу крохи, я хочу весь торт, и хочу испечь его сама. Как писала Джун Джордан, я хочу «создать власть, которой требует моя свобода».
Присоединяйтесь к нашему телеграм-каналу Мнения НВ
